Воланд и литераторы
Иллюстрация Г. Калиновского
Явление Воланда на Патриарших
В «небывало» жаркий майский вечер на безлюдных Патриарших прудах прогуливаются председатель литературной ассоциации МАССОЛИТ Михаил Берлиоз и известный поэт Иван Бездомный. Литераторы обсуждают антирелигиозную поэму Бездомного, посвященной Иисусу Христу. Произведение было написано настолько талантливо, что Иисус в нем «получился ну совершенно как живой, хотя и не привлекающий к себе персонаж». Берлиоз упрекает поэта в том, что тот создал негативный образ этого персонажа вместо того, чтобы опровергнуть сам факт его существования, и утверждает, что ее необходимо полностью переписать, так как у читателей может создаться впечатление, что Иисус и вправду существовал:
«Ты, Иван, — говорил Берлиоз, — очень хорошо и сатирически изобразил, например, рождение Иисуса, сына божия, но соль-то в том, что еще до Иисуса родился еще ряд сынов божиих, как, скажем, фригийский Аттис, коротко же говоря, ни один из них не рождался и никого не было, в том числе и Иисуса, и необходимо, чтобы ты, вместо рождения и, скажем, прихода волхвов, описал нелепые слухи об этом рождении… А то выходит по твоему рассказу, что он действительно родился!..»
«Обнаруживая солидную эрудицию», Берлиоз утверждает, что подлинных свидетельств существования Иисуса не существует:
«Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса. Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович сообщил поэту, между прочим, и о том, что-то место в 15-й книге, в главе 44-й знаменитых Тацитовых „Анналов“, где говорится о казни Иисуса, — есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.»
При этом, не смотря на жару, на Патриарших никого не было:
«Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, — никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея.»
Во время их разговора появляется неизвестный странного вида и садится на соседнюю скамейку. Литераторы принимают его за иностранца:
Пройдя мимо скамьи, на которой помещались редактор и поэт, иностранец покосился на них, остановился и вдруг уселся на соседней скамейке, в двух шагах от приятелей.
«Немец», — подумал Берлиоз.
«Англичанин, — подумал Бездомный, — ишь, и не жарко ему в перчатках».
«Немец», — подумал Берлиоз.
«Англичанин, — подумал Бездомный, — ишь, и не жарко ему в перчатках».
Литераторы не обращают на него особого внимания, но вскоре он сам вмешивается в их разговор, сказав, что его очень интересует тема их разговора:
— Извините меня, пожалуйста, — заговорил подошедший с иностранным акцентом, но не коверкая слов, — что я, не будучи знаком, позволяю себе… но предмет вашей ученой беседы настолько интересен, что…
Тут он вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось, как приподняться и раскланяться.
«Нет, скорее француз…» — подумал Берлиоз.
«Поляк?..» — подумал Бездомный.
Тут он вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось, как приподняться и раскланяться.
«Нет, скорее француз…» — подумал Берлиоз.
«Поляк?..» — подумал Бездомный.
Приняв незнакомца за иностранца, литераторы не догадываются, что на самом деле перед ними находится сам Воланд — сатана в человеческом обличье. Тем не менее, Бездомному он сразу не понравился, а у Берлиоза вызвал некоторый интерес:
«Необходимо добавить, что на поэта иностранец с первых же слов произвел отвратительное впечатление, а Берлиозу скорее понравился, то есть не то чтобы понравился, а… как бы выразиться… заинтересовал, что ли.»
Воланд и литераторы Берлиоз и Бездомный
в сериале «Мастер и Маргарита» (2005)
Литераторы рассказывают иностранцу, что не верят в бога, и вообще, в их стране атеизм считается нормой:
— Вы — атеисты?!
— Да, мы — атеисты, — улыбаясь, ответил Берлиоз, а Бездомный подумал, рассердившись: «Вот прицепился, заграничный гусь!»
— Ох, какая прелесть! — вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора.
— В нашей стране атеизм никого не удивляет, — дипломатически вежливо сказал Берлиоз, — большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге.
Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумленному редактору руку, произнеся при этом слова:
— Позвольте вас поблагодарить от всей души!
— За что это вы его благодарите? — заморгав, осведомился Бездомный.
— За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, — многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.
Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвел глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по атеисту.
— Да, мы — атеисты, — улыбаясь, ответил Берлиоз, а Бездомный подумал, рассердившись: «Вот прицепился, заграничный гусь!»
— Ох, какая прелесть! — вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора.
— В нашей стране атеизм никого не удивляет, — дипломатически вежливо сказал Берлиоз, — большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге.
Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумленному редактору руку, произнеся при этом слова:
— Позвольте вас поблагодарить от всей души!
— За что это вы его благодарите? — заморгав, осведомился Бездомный.
— За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, — многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.
Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвел глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по атеисту.
Иностранец интересуется, как же быть с пятью доказательствами существования Бога Фомы Аквинского (перечислены в конце статьи ↓). Последующий ответ Берлиоза перекликается со словами Иммануила Канта, опровергшего доказательства, но при этом приведя свое — нравственное (↓):
— Но, позвольте вас спросить, — после тревожного раздумья спросил заграничный гость, — как же быть с доказательствами бытия божия, коих, как известно, существует ровно пять?
— Увы! — с сожалением ответил Берлиоз, — ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.
— Браво! — вскричал иностранец, — браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!
— Доказательство Канта, — тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, — также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством.
— Увы! — с сожалением ответил Берлиоз, — ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.
— Браво! — вскричал иностранец, — браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!
— Доказательство Канта, — тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, — также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством.
Далекий от философских рассуждений Бездомный, слушая их разговор, не находит ничего лучше, как сказать, что за такие доказательства Канта следовало бы отправить на Соловецкие острова, где располагался один из первых исправительно-трудовых лагерей для политических и уголовных заключённых. Эти слова заставляют Берлиоза испытывать стыд за своего подопечного, а у иностранца вызывают настоящий восторг. Он заявляет, что и сам говорил умершему в 1804 году Канту, что его мысли изложены слишком сложно:
— Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! — совершенно неожиданно бухнул Иван Николаевич.
— Иван! — сконфузившись, шепнул Берлиоз.
Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.
— Именно, именно, — закричал он, и левый зеленый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал, — ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».
Берлиоз выпучил глаза. «За завтраком… Канту?.. Что это он плетет?» — подумал он.
— Но, — продолжал иноземец, не смущаясь изумлением Берлиоза и обращаясь к поэту, — отправить его в Соловки невозможно по той причине, что он уже с лишком сто лет пребывает в местах значительно более отдаленных, чем Соловки, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя, уверяю вас!
— Иван! — сконфузившись, шепнул Берлиоз.
Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.
— Именно, именно, — закричал он, и левый зеленый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал, — ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».
Берлиоз выпучил глаза. «За завтраком… Канту?.. Что это он плетет?» — подумал он.
— Но, — продолжал иноземец, не смущаясь изумлением Берлиоза и обращаясь к поэту, — отправить его в Соловки невозможно по той причине, что он уже с лишком сто лет пребывает в местах значительно более отдаленных, чем Соловки, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя, уверяю вас!
Воланд задает вопрос — раз Бога нет, кто же управляет человеческой жизнью. Раздраженный Бездомный отвечает, что «сам человек и управляет», в ответ на что иностранец говорит, что человек «не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день»:
— Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?
— Сам человек и управляет, — поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.
— Виноват, — мягко отозвался неизвестный, — для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день?
— Сам человек и управляет, — поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.
— Виноват, — мягко отозвался неизвестный, — для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день?
Следом Воланд демонстрирует литераторам маленькое чудо, достав сигареты той марки, что только назвал Бездомный, но они уделяют больше внимания золотому портсигару украшенному бриллиантовым треугольником:
— Вы хотите курить, как я вижу? — неожиданно обратился к Бездомному неизвестный, — вы какие предпочитаете?
— А у вас разные, что ли, есть? — мрачно спросил поэт, у которого папиросы кончились.
— Какие предпочитаете? — повторил неизвестный.
— Ну, «Нашу марку», — злобно ответил Бездомный.
Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездомному:
— «Наша марка».
И редактора и поэта не столько поразило то, что нашлась в портсигаре именно «Наша марка», сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота, и на крышке его при открывании сверкнул синим и белым огнем бриллиантовый треугольник.
— А у вас разные, что ли, есть? — мрачно спросил поэт, у которого папиросы кончились.
— Какие предпочитаете? — повторил неизвестный.
— Ну, «Нашу марку», — злобно ответил Бездомный.
Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездомному:
— «Наша марка».
И редактора и поэта не столько поразило то, что нашлась в портсигаре именно «Наша марка», сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота, и на крышке его при открывании сверкнул синим и белым огнем бриллиантовый треугольник.
В продолжение разговора, иностранец точно повторяет заготовленную Берлиозом фразу, но вкладывает в нее свой смысл, и, в подтверждение своих слов, предрекает Берлиозу нелепую смерть — ему отрежут голову, но не враги и не иностранные шпионы, а «русская женщина, комсомолка». Причем произойдет это совсем скоро, потому что «Аннушка уже разлила масло»:
«Надо будет ему возразить так, — решил Берлиоз, — да, человек смертен, никто против этого и не спорит. А дело в том, что…»
Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:
— Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.
«Какая-то нелепая постановка вопроса…» — помыслил Берлиоз и возразил:
— Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собой разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич…
— Кирпич ни с того ни с сего, — внушительно перебил неизвестный, — никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в коем случае не угрожает. Вы умрете другой смертью.
— Может быть, вы знаете, какой именно? — с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, — и скажете мне?
— Охотно, — отозвался незнакомец. Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть — несчастье… вечер — семь…» — и громко и радостно объявил: — Вам отрежут голову!
Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:
— А кто именно? Враги? Интервенты?
— Нет, — ответил собеседник, — русская женщина, комсомолка.
Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:
— Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.
«Какая-то нелепая постановка вопроса…» — помыслил Берлиоз и возразил:
— Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собой разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич…
— Кирпич ни с того ни с сего, — внушительно перебил неизвестный, — никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в коем случае не угрожает. Вы умрете другой смертью.
— Может быть, вы знаете, какой именно? — с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, — и скажете мне?
— Охотно, — отозвался незнакомец. Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть — несчастье… вечер — семь…» — и громко и радостно объявил: — Вам отрежут голову!
Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:
— А кто именно? Враги? Интервенты?
— Нет, — ответил собеседник, — русская женщина, комсомолка.
Литераторы в замешательстве. Они постепенно склоняются к мысли, что он — то ли сумасшедший, то ли шпион, но тот, словно читая их мысли, протягивает им документы. Оказывается, перед ними некто профессор В., специально приглашенный в Москву с визитом. В продолжении разговора он утверждает что Иисус существовал и никаких доказательств этого не нужно, и рассказывает историю о Понтии Пилате.
— Имейте в виду, что Иисус существовал.
— Видите ли, профессор, — принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз, — мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.
— А не надо никаких точек зрения! — ответил странный профессор, — просто он существовал, и больше ничего.
— Видите ли, профессор, — принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз, — мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.
— А не надо никаких точек зрения! — ответил странный профессор, — просто он существовал, и больше ничего.
Литераторы постепенно склоняются к мысли, что их собеседник или сумасшедший, или шпион:
— Вот что, Миша, — зашептал поэт, оттащив Берлиоза в сторону, — он никакой не интурист, а шпион. Это русский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет…
— Ты думаешь? — встревоженно шепнул Берлиоз, а сам подумал: «А ведь он прав!»
— Уж ты мне верь, — засипел ему в ухо поэт, — он дурачком прикидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, как он по-русски говорит, — поэт говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, — идем, задержим его, а то уйдет…
— Ты думаешь? — встревоженно шепнул Берлиоз, а сам подумал: «А ведь он прав!»
— Уж ты мне верь, — засипел ему в ухо поэт, — он дурачком прикидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, как он по-русски говорит, — поэт говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, — идем, задержим его, а то уйдет…
Понимая это, иностранец показывает им свои документы, в которых указанно, что он профессор. Его имя они не успевают прочесть, но Бездомный замечает, что оно начинается на двойное «В» (W — «дубль-ве»). Иностранец представляется специалистом по чёрной магии, приглашенным в Москву для консультаций:
— Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представить себя вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Москву для консультации, — веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих литераторов.
Те сконфузились. «Черт, все слышал,» — подумал Берлиоз и вежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. Пока иностранец совал их редактору, поэт успел разглядеть на карточке напечатанное иностранными буквами слово «профессор» и начальную букву фамилии — двойное «В».
— Очень приятно, — тем временем смущенно бормотал редактор, и иностранец спрятал документы в карман.
Отношения таким образом были восстановлены, и все трое снова сели на скамью.
— Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? — спросил Берлиоз.
— Да, консультантом.
— Вы — немец? — осведомился Бездомный.
— Я-то?.. — переспросил профессор и вдруг задумался. — Да, пожалуй, немец… — сказал он.
— Вы по-русски здорово говорите, — заметил Бездомный.
— О, я вообще полиглот и знаю очень большое количество языков, — ответил профессор.
— А у вас какая специальность? — осведомился Берлиоз.
— Я — специалист по черной магии.
«На тебе!» — стукнуло в голове у Михаила Александровича.
— И… и вас по этой специальности пригласили к нам? — заикнувшись спросил он.
— Да, по этой пригласили, — подтвердил профессор и пояснил: — Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века, так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист.
— А-а! Вы историк? — с большим облегчением и уважением спросил Берлиоз.
— Я — историк, — подтвердил ученый и добавил ни к селу ни к городу: — Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история!
Те сконфузились. «Черт, все слышал,» — подумал Берлиоз и вежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. Пока иностранец совал их редактору, поэт успел разглядеть на карточке напечатанное иностранными буквами слово «профессор» и начальную букву фамилии — двойное «В».
— Очень приятно, — тем временем смущенно бормотал редактор, и иностранец спрятал документы в карман.
Отношения таким образом были восстановлены, и все трое снова сели на скамью.
— Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? — спросил Берлиоз.
— Да, консультантом.
— Вы — немец? — осведомился Бездомный.
— Я-то?.. — переспросил профессор и вдруг задумался. — Да, пожалуй, немец… — сказал он.
— Вы по-русски здорово говорите, — заметил Бездомный.
— О, я вообще полиглот и знаю очень большое количество языков, — ответил профессор.
— А у вас какая специальность? — осведомился Берлиоз.
— Я — специалист по черной магии.
«На тебе!» — стукнуло в голове у Михаила Александровича.
— И… и вас по этой специальности пригласили к нам? — заикнувшись спросил он.
— Да, по этой пригласили, — подтвердил профессор и пояснил: — Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века, так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист.
— А-а! Вы историк? — с большим облегчением и уважением спросил Берлиоз.
— Я — историк, — подтвердил ученый и добавил ни к селу ни к городу: — Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история!
После этого Воланд безапелляционно заявляет, «что Иисус существовал» и «доказательств никаких не требуется», и начинает рассказ о суде Понтия Пилата над Иешуа:
— Имейте в виду, что Иисус существовал.
— Видите ли, профессор, — принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз, — мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.
— А не надо никаких точек зрения! — ответил странный профессор, — просто он существовал, и больше ничего.
— Но требуется же какое-нибудь доказательство… — начал Берлиоз.
— И доказательств никаких не требуется, — ответил профессор и заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал: — Все просто: в белом плаще…
— Видите ли, профессор, — принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз, — мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.
— А не надо никаких точек зрения! — ответил странный профессор, — просто он существовал, и больше ничего.
— Но требуется же какое-нибудь доказательство… — начал Берлиоз.
— И доказательств никаких не требуется, — ответил профессор и заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал: — Все просто: в белом плаще…
Выслушав рассказ Воланда, Берлиоз заявляет, что эта история ничего не подтверждает. Но иностранец говорит, что может это подтвердить, так как присутствовал при этих событиях лично:
«Дело в том… — тут профессор пугливо оглянулся и заговорил шепотом, — что я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас — никому ни слова и полный секрет!.. Тсс!»
Воланд рассказывает литераторам о суде Пилата.
Иллюстрация Александра Костина
Литераторы принимают его за сумасшедшего. К тому же, тот весело говорит председателю МАССОЛИТа, что намерен жить в его квартире:
«Вот тебе все и объяснилось! — подумал Берлиоз в смятении, — приехал сумасшедший немец или только что спятил на Патриарших. Вот так история!»
Да, действительно, объяснилось все: и страннейший завтрак у покойного философа Канта, и дурацкие речи про подсолнечное масло и Аннушку, и предсказания о том, что голова будет отрублена, и все прочее — профессор был сумасшедший.
Да, действительно, объяснилось все: и страннейший завтрак у покойного философа Канта, и дурацкие речи про подсолнечное масло и Аннушку, и предсказания о том, что голова будет отрублена, и все прочее — профессор был сумасшедший.
Берлиоз бежит звонить в бюро иностранцев, и по пути ему встречается помощник Воланда, Коровьев, и направляет его к турникету, где Аннушка уже разлило масло:
— Турникет ищете, гражданин?— треснувшим тенором осведомился клетчатый тип, — сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра... поправиться... бывшему регенту! — кривляясь, субъект наотмашь снял жокейский свой картузик.
Проследовав к указанному Коровьевым турникету, Берлиоз поскальзывается на масле разлитом Аннушкой, и погибает под трамваем. Как и было предсказано, отрезает голову русская комсомолка-вагоновожатая в красной косынке:
«Вожатая рванула электрический тормоз, вагон сел носом в землю, после этого мгновенно подпрыгнул, и с грохотом и звоном из окон полетели стекла. Тут в мозгу Берлиоза кто-то отчаянно крикнул — „Неужели?..“ Еще раз, и в последний раз, мелькнула луна, но уже разваливаясь на куски, и затем стало темно…. под решетку Патриаршей аллеи выбросило на булыжный откос круглый темный предмет. Это была отрезанная голова Берлиоза».
Пораженный смертью приятеля, Бездомный слышит, что масло, на котором поскользнулся Берлиоз, разлила некая «Аннушка с Садовой». Поэт решает, что трагедия произошла из-за загадочного иностранца, и начинает подозревать, что он был самим дьяволом:
Виноват! Да ведь он же сказал, что заседание не состоится, потому что Аннушка разлила масло. И, будьте любезны, оно не состоится! Этого мало: он прямо сказал, что Берлиозу отрежет голову женщина?! Да, да, да! Ведь вожатая была женщина?! Что же это такое? А?
Не оставалось даже зерна сомнения в том, что таинственный консультант точно знал заранее всю картину ужасной смерти Берлиоза. Тут две мысли пронизали мозг поэта. Первая: «Он отнюдь не сумасшедший! Все это глупости!», и вторая: «Уж не подстроил ли он это сам?!»
Не оставалось даже зерна сомнения в том, что таинственный консультант точно знал заранее всю картину ужасной смерти Берлиоза. Тут две мысли пронизали мозг поэта. Первая: «Он отнюдь не сумасшедший! Все это глупости!», и вторая: «Уж не подстроил ли он это сам?!»
Он решает призвать незнакомца к ответу, но тот делает вид, что не понимает русского языка. В его защиту выступает некий «субъект в клетчатом пиджаке»:
— Сознавайтесь, кто вы такой? — глухо спросил Иван.
Иностранец насупился, глянул так, как будто впервые видит поэта, и ответил неприязненно:
— Не понимай… русский говорить…
— Они не понимают! — ввязался со скамейки регент, хотя его никто и не просил объяснять слова иностранца.
Иностранец насупился, глянул так, как будто впервые видит поэта, и ответил неприязненно:
— Не понимай… русский говорить…
— Они не понимают! — ввязался со скамейки регент, хотя его никто и не просил объяснять слова иностранца.
Пока «субъект в клетчатом» подшучивал на Бездомным загадочный иностранец покинул Патриаршие. Чуть позже Бездомный видит их вдали вдвоем и к тому же в сопровождении огромного черного кота. Троица садится в трамвай, причем кот самостоятельно пытается купить билет. Бездомному не удается догнать их.
5 доказательств существования Бога Фомы Аквинского
Дискутируя с Берлиозом о существовании Бога, Воланд приводит в пример пять доказательств (5 путей к Богу) итальянского теолога Фомы Аквинского (1225 — 1274):
- 1. Доказательство через движение — В мире всё движется, следовательно, должен быть какой-то перводвигатель, от которого всё началось. Этим перводвигателем является Бог.
- 2. Доказательство через производящую причину — так как ничто не может произвести самого себя, то существует нечто, что является первопричиной всего — это Бог.
- 3. Доказательство через необходимость — каждая вещь имеет возможность как своего потенциального, так и реального бытия. Если мы предположим, что все вещи находятся в потенции, то тогда бы ничего не возникло. Должно быть нечто, что способствовало переводу вещи из потенциального в актуальное состояние.
- 4. Доказательство от степеней бытия — мы видим, что есть вещи более или менее истинные, совершенные, благородные. Судить о том, что является более-менее совершенным мы можем лишь на фоне «всесовершенства». Этим всесовершенством является Бог.
- 5. Доказательство через целевую причину — в мире разумных и неразумных существ наблюдается целесообразность деятельности, а значит, существует разумное существо, которое полагает цель для всего, что есть в мире, — это существо мы именуем Богом.
5 опровержений Канта
Последующий ответ Берлиоза перекликается со словами Иммануила Канта, опровергшего доказательства:
- 1, 2, 3. По Канту эти доказательства Аквинского не убедительны, потому что они сводятся к понятиям самим по себе (понятия необходимости, первопричины и перводвигателя), отстраненных от чувственного опыта, чего просто быть не может.
- 4. Представление о совершенстве основывается на чувственном опыте человека, а не исходит из понятия о «всесовершенном Боге». К тому же само понятие еще не означает, что предмет этого понятия реален.
- 5. Доказывать Бога через представление о некой «высшей цели» также нелогично, потому что представление о «высшей цели» — продукт нашего разума. Чтобы доказать эту «высшую цель», мы должны обнаружить её эмпирическим путем — посредством чувственного опыта. А это невозможно.
Шестое доказательство Канта
Тем не менее, Кант не утверждал, что Бога нет, а лишь логически опровергал «архаичные» доказательства Аквинского. Поэтому взамен пяти опровергнутым доказательствам, он предлагает своё — нравственное.
Немецкий философ считал, что в людях изначально (априори) сидит нравственный закон, который требует действовать порой вопреки всякой логике и прагматике. И вот это внутреннее требование (как и способность мыслить о всеобщем и понимать красоту) просто заложено в человеческую природу. A priori означает — изначально, то есть человеку это дано просто потому, что он человек. То есть это от Бога.
Треугольник Воланда
Общаясь с литераторами Воланд демонстрирует свой золотой портсигар украшенный бриллиантовым треугольником:
«И редактора и поэта не столько поразило то, что нашлась в портсигаре именно «Наша марка», сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота, и на крышке его при открывании сверкнул синим и белым огнем бриллиантовый треугольник.»
— «Мастер и Маргарита», Глава 1
— «Мастер и Маргарита», Глава 1
Этот же символ присутствует присутствует и на часах Воланда:
«Незнакомец дружелюбно усмехнулся, вынул большие золотые часы с алмазным треугольником на крышке»
— Глава 7
— Глава 7
Некоторые исследователи полагают, что это масонский символ «Всевидящее око» (или лучезарная дельта) символизирующий Великого Архитектора Вселенной, наблюдающего за трудами вольных каменщиков. Однако, этот символ изображается как глаз, вписанный в треугольник, а в романе присутствует только треугольник.
Другого мнения придерживался знаменитый литературовед Лидия Яновская (1926 — 2011). Она полагает, что треугольник Воланда это греческая буква «Δ» — дельта большая, первая буква слова «Дьявол». Монограмма Воланда.
Подтверждение этой версии можно найти в ранних редакциях романа вместо треугольника на портсигаре была размещена «бриллиантовая буква F»:
«…громадных размеров, червонного золота, и на крышке его дважды сверкнула на мгновенье синим и белым огнем бриллиантовая буква F»
«F» — первая буква слова «Faland», что по-немецки означает «черт». Именно так звали Мефистофеля Гёте. В романе «Мастер и Маргарита» это слово сохранилось в 17-йглаве: «А может быть, и не Воланд? Может быть, и не Воланд. Может быть, Фаланд».
Этот треугольник можно увидеть и в подготовительных материалах к роману:
Страница из «Материалов к роману» (1938–1939)
