Евгения Лоза в роли княжны Мэри
Сериал «Герой нашего времени», 2006
Происхождение
Героиню зовут Марией, но ее называют «Мэри» на английский манер. Она дочь знатной московской княгини Лиговской:
«Вот княгиня Лиговская, — сказал Грушницкий, — и с нею дочь ее Мери, как она ее называет на английский манер…»
Княжна Мери происходит из знатной семьи:
«Эта гордая знать смотрит на нас, армейцев, как на диких. И какое им дело, есть ли ум под нумерованной фуражкой и сердце под толстой шинелью?»
Она выросла в Москве:
«И как, в самом деле, смеет кавказский армеец наводить стеклышко на московскую княжну?..»
«Княгиня очень любит молодых людей: княжна смотрит на них с некоторым презрением: московская привычка! Они в Москве только и питаются, что сорокалетними остряками.»
Но у нее есть родственники в Петербурге:
«Ей ужасно странно, что я, который привык к хорошему обществу, который так короток с ее петербургскими кузинами и тетушками, не стараюсь познакомиться с нею.»
Одну зиму она прожила в Петербурге, но ей там не понравилось, и местном обществе ее приняли холодно:
«…она была одну зиму в Петербурге, и он ей не понравился, особенно общество: ее, верно, холодно приняли.»
Княжна Мери — завидная невеста. У нее много «обожателей», но мать старается найти для нее не просто богатого мужа — она заботится и о чувствах дочери:
«Ваше теперешнее положение незавидно, но оно может поправиться: вы имеете состояние; вас любит дочь моя, она воспитана так, что составит счастие мужа, — я богата, она у меня одна…»
Возраст
Точный возраст княжны Мэри в романе не указан, но автор называет ее «молоденькой девочкой». И судя по тому, что княгиня подыскивает для нее мужа, можно предположить, что девушке было 16 — 18 лет.
«Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь?»
«А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!»
Евгения Лоза в роли княжны Мэри
Сериал «Герой нашего времени», 2006
Внешность
Мэри очень красивая молодая девушка. Она нравится мужчинам:
«Хорошенькая княжна обернулась и подарила оратора долгим любопытным взором.»
«Молча с Грушницким спустились мы с горы и прошли по бульвару, мимо окон дома, где скрылась наша красавица.»
«Да, она недурна… только берегись, Грушницкий!»
У нее густые волосы и утонченная фигура:
«Мери сидела на своей постели, скрестив на коленях руки; ее густые волосы были собраны под ночным чепчиком, обшитым кружевами; большой пунцовый платок покрывал ее белые плечики, ее маленькие ножки прятались в пестрых персидских туфлях.»
«Я не знаю талии более сладострастной и гибкой!»
«Ей стало лучше; она хотела освободиться от моей руки, но я еще крепче обвил ее нежный мягкий стан; моя щека почти касалась ее щеки; от нее веяло пламенем.»
Маленькие ручки Мэри являются признаком аристократизма:
«Сажая княжну в карету, я быстро прижал ее маленькую ручку к губам своим.»
Она знает толк в моде и, также как и ее мать, одевается со вкусом. В облике Мэри не было ничего лишнего:
«Княгиня с дочерью явилась из последних; многие дамы посмотрели на нее с завистью и недоброжелательством, потому что княжна Мери одевается со вкусом.»
«В эту минуту прошли к колодцу мимо нас две дамы: одна пожилая, другая молоденькая, стройная. Их лиц за шляпками я не разглядел, но они одеты были по строгим правилам лучшего вкуса: ничего лишнего! На второй было закрытое платье gris de perles [серо-жемчужный цвет], легкая шелковая косынка вилась вокруг ее гибкой шеи. Ботинки couleur puce [пюсовый, «блошиный цвет»] стягивали у щиколотки ее сухощавую ножку так мило, что даже не посвященный в таинства красоты непременно бы ахнул, хотя от удивления. Ее легкая, но благородная походка имела в себе что-то девственное, ускользающее от определения, но понятное взору. Когда она прошла мимо нас, от нее повеяло тем неизъяснимым ароматом, которым дышит иногда записка милой женщины.
— Вот княгиня Лиговская, — сказал Грушницкий, — и с нею дочь ее Мери»
— Вот княгиня Лиговская, — сказал Грушницкий, — и с нею дочь ее Мери»
Ее выразительные, бархатные глаза с длинными ресницами обладают магнетической силой:
— Эта княжна Мери прехорошенькая, — сказал я ему. — У нее такие бархатные глаза — именно бархатные: я тебе советую присвоить это выражение, говоря об ее глазах; нижние и верхние ресницы так длинны, что лучи солнца не отражаются в ее зрачках. Я люблю эти глаза без блеска: они так мягки, они будто бы тебя гладят… Впрочем, кажется, в ее лице только и есть хорошего… А что, у нее зубы белы? Это очень важно! жаль, что она не улыбнулась на твою пышную фразу.»
— Ты говоришь о хорошенькой женщине, как об английской лошади, — сказал Грушницкий с негодованием.
— Ты говоришь о хорошенькой женщине, как об английской лошади, — сказал Грушницкий с негодованием.
«Я всегда ненавидел гостей у себя: теперь у меня каждый день полон дом, обедают, ужинают, играют, — и, увы, мое шампанское торжествует над силою магнетических ее глазок!»
У княжны Мери подвижное, выразительное лицо:
«И вам бы хотелось теперь меня утвердить в этом мнении? — отвечала она с иронической гримаской, которая, впрочем, очень идет к ее подвижной физиономии.»
Когда девушка грустит, ее глаза полны неизъяснимой грусти:
«Она сидела неподвижно, опустив голову на грудь; пред нею на столике была раскрыта книга, но глаза ее, неподвижные и полные неизъяснимой грусти, казалось, в сотый раз пробегали одну и ту же страницу, тогда как мысли ее были далеко…»
«Мы долго молчали; ее большие глаза, исполненные неизъяснимой грусти, казалось, искали в моих что-нибудь похожее на надежду; ее бледные губы напрасно старались улыбнуться»
При этом, княжна Мери — грациозная девушка:
«Легче птички она к нему подскочила, нагнулась, подняла стакан и подала ему с телодвижением, исполненным невыразимой прелести; потом ужасно покраснела, оглянулась на галерею и, убедившись, что ее маменька ничего не видала, кажется, тотчас же успокоилась.»
Образование
Мэри — образованная девушка. Она знает английский язык и читает романы английского писателя Джорджа Гордона Байрона в оригинале. К тому же, в отличии от барышень выросших на любовных романах, она изучала и точные науки:
«Княгиня, кажется, не привыкла повелевать; она питает уважение к уму и знаниям дочки, которая читала Байрона по-английски и знает алгебру: в Москве, видно, барышни пустились в ученость, и хорошо делают, право!»
Помимо английского, Мэри знает и французский язык:
«Она запыхалась, глаза ее помутились, полураскрытые губки едва могли прошептать необходимое: «Merci, monsieur» [Благодарю вас, сударь (франц.)]»
Юная княжна Мери играет на фортепиано и поет. По мнению Печорина, у нее есть голос, но она поет не очень хорошо:
«Княгиня усадила дочь за фортепьяно; все просили ее спеть что-нибудь»
«Она запела: ее голос недурен, но поет она плохо… впрочем, я не слушал.»
Как и положено даме из высшего света, княжна хорошо танцует:
«Я сделал три тура. (Она вальсирует удивительно хорошо).»
Образ и характер
Княжна Мэри — высокомерная, гордая, своевольная девушка. Она не прощает обид, и не всегда слушается маменьку. Внешний образ княжны Мэри не соответствует ее характеру. Девушка играет роль кисейной барышни, делая томный, равнодушный вид:
«Я старался понравиться княгине, шутил, заставлял ее несколько раз смеяться от души; княжне также не раз хотелось похохотать, но она удерживалась, чтоб не выйти из принятой роли; она находит, что томность к ней идет, — и, может быть, не ошибается.»
«Она едва могла принудить себя не улыбнуться и скрыть свое торжество; ей удалось, однако, довольно скоро принять совершенно равнодушный и даже строгий вид»
«Через минуту она вышла из галереи с матерью и франтом, но, проходя мимо Грушницкого, приняла вид такой чинный и важный — даже не обернулась, даже не заметила его страстного взгляда, которым он долго ее провожал»
Окружающие воспринимают ее легкомысленной кокеткой:
«Я должен был этого ожидать от девчонки… от кокетки…»
«…она с тобой накокетничается вдоволь, а года через два выйдет замуж за ур*да, из покорности к маменьке…»
Но перестав играть «роль», она превращается в веселую девушку с хорошим чувством юмора:
«Куда девалась ее живость, ее кокетство, ее капризы, ее дерзкая мина, презрительная улыбка, рассеянный взгляд?..»
«Впечатление, произведенное на нее неприятною сценою, мало-помалу рассеялось; личико ее расцвело; она шутила очень мило; ее разговор был остер, без притязания на остроту, жив и свободен; ее замечания иногда глубоки… Я дал ей почувствовать очень запутанной фразой, что она мне давно нравится. Она наклонила головку и слегка покраснела.»
Отношения с мужчинами
Княгиня Лиговская гордилась своей дочерью и мечтала найти ей богатого жениха. Но Мэри не проявляла особого интереса к противоположному полу и относилась с презрением к окружающим ухажерам:
«Княгиня очень любит молодых людей: княжна смотрит на них с некоторым презрением: московская привычка!»
У нее много обожателей:
«Мы встречаемся каждый день у колодца, на бульваре; я употребляю все свои силы на то, чтоб отвлекать ее обожателей, блестящих адъютантов, бледных москвичей и других, — и мне почти всегда удается.»
Но толпившиеся вокруг барышни ухажеры казались ей скучными:
— Я не хотел с вами знакомиться, — продолжал я, — потому что вас окружает слишком густая толпа поклонников, и я боялся в ней исчезнуть совершенно.
— Вы напрасно боялись! Они все прескучные…
— Все! Неужели все? Она посмотрела на меня пристально, стараясь будто припомнить что-то, потом опять слегка покраснела и, наконец, произнесла решительно: все!
— Вы напрасно боялись! Они все прескучные…
— Все! Неужели все? Она посмотрела на меня пристально, стараясь будто припомнить что-то, потом опять слегка покраснела и, наконец, произнесла решительно: все!
Юная княжна, воспитанная на любовных романах, любит рассуждать о чувствах:
«Да! вот еще: княжна, кажется, любит рассуждать о чувствах, страстях и прочее…»
При этом, она признается Печорину, что еще никого не любила:
— Любили ли вы? — спросил я ее наконец.
Она посмотрела на меня пристально, покачала головой — и опять впала в задумчивость: явно было, что ей хотелось что-то сказать, но она не знала, с чего начать; ее грудь волновалась.
Она посмотрела на меня пристально, покачала головой — и опять впала в задумчивость: явно было, что ей хотелось что-то сказать, но она не знала, с чего начать; ее грудь волновалась.
Барышню волнует романтический образ офицера-дуэлянта, но она не обращает внимание на простых солдат:
«Я навел на нее лорнет и заметил, что она от его взгляда улыбнулась, а что мой дерзкий лорнет рассердил ее не на шутку. И как, в самом деле, смеет кавказский армеец наводить стеклышко на московскую княжну?..»
Так, когда она узнает, что Печорин — это офицер из высшего общества Петербурга, разжалованный и сосланный на Кавказ за дуэль, он становится для нее «героем романа в новом вкусе»:
«Кажется, ваша история там наделала много шума… Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским сплетням свои замечания… Дочка слушала с любопытством. В ее воображении вы сделались героем романа в новом вкусе… Я не противоречил княгине, хотя знал, что она говорит вздор.»
Отношения с Печориным и Грушницким
Григорий Печорин знакомится с семьей Лиговских в Пятигорске, где княгиня Лиговская и ее дочь, княжна Мери, лечатся на водах.
Появившаяся в Пятигорске московская княжна сразу понравилась юнкеру Грушницкому. Он рассказывает об этом своему «приятелю» Печорину (молодые люди ведут себя как товарищи, но на самом деле недолюбливают друг-друга). Узнав, что княжна заинтересовалась Грушницким, приняв его за разжалованного офицера, Печорин решает «побесить» юнкера:
— У вас большой дар соображения. Княжна сказала, что она уверена, что этот молодой человек в солдатской шинели разжалован в солдаты за дуэль.
— Надеюсь, вы ее оставили в этом приятном заблуждении…
— Разумеется.
— Завязка есть! — закричал я в восхищении, — об развязке этой комедии мы похлопочем. Явно судьба заботится о том, чтоб мне не было скучно.
— Я предчувствую, — сказал доктор, — что бедный Грушницкий будет вашей жертвой…
— Надеюсь, вы ее оставили в этом приятном заблуждении…
— Разумеется.
— Завязка есть! — закричал я в восхищении, — об развязке этой комедии мы похлопочем. Явно судьба заботится о том, чтоб мне не было скучно.
— Я предчувствую, — сказал доктор, — что бедный Грушницкий будет вашей жертвой…
Печорин решает соблазнить княжну, но в отличии от окружающих ее обожателей, не ухаживает за ней, а напротив, злит. Например, он перекупает понравившийся Мэри ковер, и покрыв им лошадь, велел «нарочно провести мимо ее окон»:
«Вчера я ее встретил в магазине Челахова; она торговала чудесный персидский ковер. Княжна упрашивала свою маменьку не скупиться: этот ковер так украсил бы ее кабинет!.. Я дал сорок рублей лишних и перекупил его; за это я был вознагражден взглядом, где блистало самое восхитительное бешенство. Около обеда я велел нарочно провести мимо ее окон мою черкескую лошадь, покрытую этим ковром.»
Княжне странно, что офицер из общества не желает познакомиться с ней. Сумев привлечь ее внимание, Печорин танцует с ней на балу, а после спас «от обморока», когда один пьяный гражданин «с длинными усами и красной рожей», пригласил ее на танец, намереваясь скомпрометировать девушку. Офицер попросил его удалиться, так как девушка уже обещала танец ему:
«Я видел, что она готова упасть в обморок от страху и негодования. Я подошел к пьяному господину, взял его довольно крепко за руку и, посмотрев ему пристально в глаза, попросил удалиться, — потому, прибавил я, что княжна давно уж обещалась танцевать мазурку со мною.»
Произведя таким образом впечатление на княжну, Печорин намекает ее, что она нравится ему, но он боялся раствориться в толпе ее поклонников. Княжна разуверила его в этом, заявив, что все ее обожатели «весьма прескучные»:
— Я не хотел с вами знакомиться, — продолжал я, — потому что вас окружает слишком густая толпа поклонников, и я боялся в ней исчезнуть совершенно.
— Вы напрасно боялись! Они все прескучные…
— Все! Неужели все? Она посмотрела на меня пристально, стараясь будто припомнить что-то, потом опять слегка покраснела и, наконец, произнесла решительно: все!
— Вы напрасно боялись! Они все прескучные…
— Все! Неужели все? Она посмотрела на меня пристально, стараясь будто припомнить что-то, потом опять слегка покраснела и, наконец, произнесла решительно: все!
Печорин, в свою очередь, как бы невзначай, рассказал ей, что Грушницкий вовсе не офицер, а юнкер, каким когда-то давно был и он сам:
— Что ж? я был сам некогда юнкером, и, право, это самое лучшее время моей жизни!
— А разве он юнкер?.. — сказала она быстро и потом прибавила: — А я думала…
— Что вы думали?..
— Ничего!..
— А разве он юнкер?.. — сказала она быстро и потом прибавила: — А я думала…
— Что вы думали?..
— Ничего!..
С этого момента княжна становится холодна к Грушникому. Ее больше интересует офицер, не уделяющий ей практически никакого внимания. Она пытается изобразить интерес к юнкеру лишь чтобы отомстить Печорину за его равнодушие:
«Она не дослушала, отошла прочь, села возле Грушницкого, и между ними начался какой-то сентиментальный разговор: кажется, княжна отвечала на его мудрые фразы довольно рассеянно и неудачно, хотя старалась показать, что слушает его со вниманием, потому что он иногда смотрел на нее с удивлением, стараясь угадать причину внутреннего волнения, изображавшегося иногда в ее беспокойном взгляде…
Но я вас отгадал, милая княжна, берегитесь! Вы хотите мне отплатить тою же монетою, кольнуть мое самолюбие, — вам не удастся! и если вы мне объявите войну, то я буду беспощаден.»
Но я вас отгадал, милая княжна, берегитесь! Вы хотите мне отплатить тою же монетою, кольнуть мое самолюбие, — вам не удастся! и если вы мне объявите войну, то я буду беспощаден.»
Чтобы окончательно влюбить княжну в себя, Печорин придумывает «свою систему». Всякий раз, когда к ним подходил Грушницкий, он оставлял их наедине, что злило девушку. В конце-концов, она признается, что таким образом Печорин лишает ее удовольствия общения с ним:
«…всякий раз, как Грушницкий подходит к ней, принимаю смиренный вид и оставляю их вдвоем; в первый раз была она этому рада или старалась показать; во второй — рассердилась на меня, в третий — на Грушницкого.
— У вас очень мало самолюбия! — сказала она мне вчера.
— Отчего вы думаете, что мне веселее с Грушницким? Я отвечал, что жертвую счастию приятеля своим удовольствием…
— И моим, — прибавила она.»
— У вас очень мало самолюбия! — сказала она мне вчера.
— Отчего вы думаете, что мне веселее с Грушницким? Я отвечал, что жертвую счастию приятеля своим удовольствием…
— И моим, — прибавила она.»
Даже присвоенное Грушницкому офицерское звание не помогает ему вновь завоевать внимание княжны. Напротив, она посмеивается над ним, утверждая, что шинель ему подходит больше чем мундир:
— Вы меня мучите, княжна! — говорил Грушницкий, — вы ужасно переменились с тех пор, как я вас не видал…
— Вы также переменились, — отвечала она, бросив на него быстрый взгляд, в котором он не умел разобрать тайной насмешки.
— Вы также переменились, — отвечала она, бросив на него быстрый взгляд, в котором он не умел разобрать тайной насмешки.
Он еще некоторое время пытается ухаживать за княжной, но его настойчивость лишь злит девушку:
— А признайтесь, — сказал я княжне, — что хотя он всегда был очень смешон, но еще недавно он вам казался интересен… в серой шинели?..
Она потупила глаза и не отвечала. Грушницкий целый вечер преследовал княжну, танцевал или с нею, или вис-Е-вис; он пожирал ее глазами, вздыхал и надоедал ей мольбами и упреками. После третьей кадрили она его уж ненавидела.
Она потупила глаза и не отвечала. Грушницкий целый вечер преследовал княжну, танцевал или с нею, или вис-Е-вис; он пожирал ее глазами, вздыхал и надоедал ей мольбами и упреками. После третьей кадрили она его уж ненавидела.
Обиженный Грушницкий распускает слухи о помолвке Печорина и княжны Мэри. Печорин намеревается наказать его за это:
«Из слов его я заметил, что про меня и княжну уж распущены в городе разные дурные слухи: это Грушницкому даром не пройдет!»
Он начинает привязываться к Мэри, и даже допускает возможность того, что может влюбиться в нее:
«Наконец они приехали. Я сидел у окна, когда услышал стук их кареты: у меня сердце вздрогнуло… Что же это такое? Неужто я влюблен? Я так глупо создан, что этого можно от меня ожидать.»
Вскоре он случайно подслушивает разговор, шайки Грушницкого. Желая отомстить Печорину они придумывают план: Грушницкий должен вызвать Печорина на дуэль, рассчитывая, что последний струсит. Таким образом они рассчитывают опозорить его:
«А вот слушайте: Грушницкий на него особенно сердит — ему первая роль! Он придерется к какой-нибудь глупости и вызовет Печорина на дуэль… Погодите; вот в этом-то и штука… Вызовет на дуэль: хорошо! Все это — вызов, приготовления, условия — будет как можно торжественнее и ужаснее, — я за это берусь; я буду твоим секундантом, мой бедный друг! Хорошо! Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит — на шести шагах их поставлю, черт возьми!»
Грушницкий утверждает, что желает лишь показать всем истинную натуру Печорина, а его любовь к Мэри здесь ни при чем:
— Грушницкий на него зол за то, что он отбил у него княжну, — сказал кто-то.
— Вот еще что вздумали! Я, правда, немножко волочился за княжной, да и тотчас отстал, потому что не хочу жениться, а компрометировать девушку не в моих правилах.
— Вот еще что вздумали! Я, правда, немножко волочился за княжной, да и тотчас отстал, потому что не хочу жениться, а компрометировать девушку не в моих правилах.
Тем временем княжна фактически признается любви Печорину. Во время переправы через горную речку, у девушки закружилась голова, и подхватив ее на руки, Печорин поцеловал ее в щеку. Девушка ждет от него дальнейших действий, но офицер с ней холоден:
Ваш дерзкий поступок… я должна, я должна вам его простить, потому что позволила… Отвечайте, говорите же, я хочу слышать ваш голос!.. — В последних словах было такое женское нетерпение, что я невольно улыбнулся; к счастию, начинало смеркаться. Я ничего не отвечал.
— Вы молчите? — продолжала она, — вы, может быть, хотите, чтоб я первая вам сказала, что я вас люблю?..
Я молчал…
— Хотите ли этого? — продолжала она, быстро обратясь ко мне… В решительности ее взора и голоса было что-то страшное…
— Зачем? — отвечал я, пожав плечами.
— Вы молчите? — продолжала она, — вы, может быть, хотите, чтоб я первая вам сказала, что я вас люблю?..
Я молчал…
— Хотите ли этого? — продолжала она, быстро обратясь ко мне… В решительности ее взора и голоса было что-то страшное…
— Зачем? — отвечал я, пожав плечами.
Печорин и княжна Мери
Художник: В. А. Поляков, ок. 1900 г.
На следующее утро они снова встретились. Девушка пыталась понять причину странного поведения Печорина. Она предполагает, что разжалованный офицер стесняется своего положения, и боится что княгиня не отдаст за него дочь, но Печорин сознается, что просто не любит ее:
Поутру я встретил княжну у колодца.
— Вы больны? — сказала она, пристально посмотрев на меня.
— Я не спал ночь.
— И я также… я вас обвиняла… может быть, напрасно? Но объяснитесь, я могу вам простить все…
— Все ли?..
— Все… только говорите правду… только скорее… Видите ли, я много думала, старалась объяснить, оправдать ваше поведение; может быть, вы боитесь препятствий со стороны моих родных… это ничего; когда они узнают… (ее голос задрожал) я их упрошу. Или ваше собственное положение… но знайте, что я всем могу пожертвовать для того, которого люблю… О, отвечайте скорее, сжальтесь… Вы меня не презираете, не правда ли? Она схватила меня за руки. Княгиня шла впереди нас с мужем Веры и ничего не видала; но нас могли видеть гуляющие больные, самые любопытные сплетники из всех любопытных, и я быстро освободил свою руку от ее страстного пожатия.
— Я вам скажу всю истину, — отвечал я княжне, — не буду оправдываться, ни объяснять своих поступков; я вас не люблю… Ее губы слегка побледнели…
— Оставьте меня, — сказала она едва внятно.
Я пожал плечами, повернулся и ушел.
— Вы больны? — сказала она, пристально посмотрев на меня.
— Я не спал ночь.
— И я также… я вас обвиняла… может быть, напрасно? Но объяснитесь, я могу вам простить все…
— Все ли?..
— Все… только говорите правду… только скорее… Видите ли, я много думала, старалась объяснить, оправдать ваше поведение; может быть, вы боитесь препятствий со стороны моих родных… это ничего; когда они узнают… (ее голос задрожал) я их упрошу. Или ваше собственное положение… но знайте, что я всем могу пожертвовать для того, которого люблю… О, отвечайте скорее, сжальтесь… Вы меня не презираете, не правда ли? Она схватила меня за руки. Княгиня шла впереди нас с мужем Веры и ничего не видала; но нас могли видеть гуляющие больные, самые любопытные сплетники из всех любопытных, и я быстро освободил свою руку от ее страстного пожатия.
— Я вам скажу всю истину, — отвечал я княжне, — не буду оправдываться, ни объяснять своих поступков; я вас не люблю… Ее губы слегка побледнели…
— Оставьте меня, — сказала она едва внятно.
Я пожал плечами, повернулся и ушел.
Вскоре Печорина ночью застают под окнами княжны. На самом деле он выбирался из квартиры своей давней возлюбленной Веры, жившей по соседству с Лиговскими. Грушницкий решает, что Печорин тайно посещал Мэри, и рассказывает об этом окружающим. Офицеру ни чего не остается кроме как вызвать обидчика на дуэль. Он не может рассказать, что на самом деле посещал Веру, так как она была замужем.
На дуэли, разгадав замысел Грушницкого и его секундантов зарядивших только один пистолет, он убивает противника. Его друг, доктор Вернер, помогает обставить это как несчастный случай, но в городе разошлись слухи о дуэли:
— Откуда вы, доктор?
— От княгини Лиговской; дочь ее больна — расслабление нервов… Да не в этом дело, а вот что: начальство догадывается, и хотя ничего нельзя доказать положительно, однако я вам советую быть осторожнее. Княгиня мне говорила нынче, что она знает, что вы стрелялись за ее дочь. Ей все этот старичок рассказал… как бишь его? Он был свидетелем вашей стычки с Грушницким в ресторации. Я пришел вас предупредить. Прощайте. Может быть, мы больше не увидимся, вас ушлют куда-нибудь.
— От княгини Лиговской; дочь ее больна — расслабление нервов… Да не в этом дело, а вот что: начальство догадывается, и хотя ничего нельзя доказать положительно, однако я вам советую быть осторожнее. Княгиня мне говорила нынче, что она знает, что вы стрелялись за ее дочь. Ей все этот старичок рассказал… как бишь его? Он был свидетелем вашей стычки с Грушницким в ресторации. Я пришел вас предупредить. Прощайте. Может быть, мы больше не увидимся, вас ушлют куда-нибудь.
В итоге Печорина отправляют служить в крепость в горах. Перед отъездом он навещает Лиговских в их квартире. Княгиня уверена, что он заступился за честь ее дочери, и согласна на их брак:
«Вы защитили дочь мою от клеветы, стрелялись за нее, — следственно, рисковали жизнью… Не отвечайте, я знаю, что вы в этом не признаетесь, потому что Грушницкий убит (она перекрестилась). Бог ему простит — и, надеюсь, вам также!.. Это до меня не касается, я не смею осуждать вас, потому что дочь моя хотя невинно, но была этому причиною. Она мне все сказала… я думаю, все: вы изъяснились ей в любви… она вам призналась в своей (тут княгиня тяжело вздохнула). Но она больна, и я уверена, что это не простая болезнь! Печаль тайная ее убивает; она не признается, но я уверена, что вы этому причиной… Послушайте: вы, может быть, думаете, что я ищу чинов, огромного богатства, — разуверьтесь! я хочу только счастья дочери. Ваше теперешнее положение незавидно, но оно может поправиться: вы имеете состояние; вас любит дочь моя, она воспитана так, что составит счастие мужа, — я богата, она у меня одна… Говорите, что вас удерживает?.. Видите, я не должна бы была вам всего этого говорить, но я полагаюсь на ваше сердце, на вашу честь; вспомните, у меня одна дочь… одна…»
Печорин ничего не отвечает княгине, но объясняется с Мэри. Девушка впала в депрессию, и находилась в очень плохом состоянии:
«Прошло минут пять; сердце мое сильно билось, но мысли были спокойны, голова холодна; как я ни искал в груди моей хоть искры любви к милой Мери, но старания мои были напрасны.
Вот двери отворились, и вошла она, Боже! как переменилась с тех пор, как я не видал ее, — а давно ли?
Дойдя до середины комнаты, она пошатнулась; я вскочил, подал ей руку и довел ее до кресел.
Я стоял против нее. Мы долго молчали; ее большие глаза, исполненные неизъяснимой грусти, казалось, искали в моих что-нибудь похожее на надежду; ее бледные губы напрасно старались улыбнуться; ее нежные руки, сложенные на коленах, были так худы и прозрачны, что мне стало жаль ее.
— Княжна, — сказал я, — вы знаете, что я над вами смеялся?.. Вы должны презирать меня.»
Вот двери отворились, и вошла она, Боже! как переменилась с тех пор, как я не видал ее, — а давно ли?
Дойдя до середины комнаты, она пошатнулась; я вскочил, подал ей руку и довел ее до кресел.
Я стоял против нее. Мы долго молчали; ее большие глаза, исполненные неизъяснимой грусти, казалось, искали в моих что-нибудь похожее на надежду; ее бледные губы напрасно старались улыбнуться; ее нежные руки, сложенные на коленах, были так худы и прозрачны, что мне стало жаль ее.
— Княжна, — сказал я, — вы знаете, что я над вами смеялся?.. Вы должны презирать меня.»
Он еще раз признается, что лишь играл с ее чувствами, и услышав в ответ «я вас ненавижу», уезжает из города на новое место службы:
«Это становилось невыносимо: еще минута, и я бы упал к ногам ее.
— Итак, вы сами видите, — сказал я сколько мог твердым голосом и с принужденной усмешкой, — вы сами видите, что я не могу на вас жениться, если б вы даже этого теперь хотели, то скоро бы раскаялись. Мой разговор с вашей матушкой принудил меня объясниться с вами так откровенно и так грубо; я надеюсь, что она в заблуждении: вам легко ее разуверить. Вы видите, я играю в ваших глазах самую жалкую и гадкую роль, и даже в этом признаюсь; вот все, что я могу для вас сделать. Какое бы вы дурное мнение обо мне ни имели, я ему покоряюсь… Видите ли, я перед вами низок. Не правда ли, если даже вы меня и любили, то с этой минуты презираете?
Она обернулась ко мне бледная, как мрамор, только глаза ее чудесно сверкали.
— Я вас ненавижу… — сказала она.
Я поблагодарил, поклонился почтительно и вышел.»
— Итак, вы сами видите, — сказал я сколько мог твердым голосом и с принужденной усмешкой, — вы сами видите, что я не могу на вас жениться, если б вы даже этого теперь хотели, то скоро бы раскаялись. Мой разговор с вашей матушкой принудил меня объясниться с вами так откровенно и так грубо; я надеюсь, что она в заблуждении: вам легко ее разуверить. Вы видите, я играю в ваших глазах самую жалкую и гадкую роль, и даже в этом признаюсь; вот все, что я могу для вас сделать. Какое бы вы дурное мнение обо мне ни имели, я ему покоряюсь… Видите ли, я перед вами низок. Не правда ли, если даже вы меня и любили, то с этой минуты презираете?
Она обернулась ко мне бледная, как мрамор, только глаза ее чудесно сверкали.
— Я вас ненавижу… — сказала она.
Я поблагодарил, поклонился почтительно и вышел.»