Теория Лужина о целом кафтане в романе «Преступление и наказание»

Пётр Петрович Лужин — персонаж романа «Преступление и наказание» (1866) Фёдора Михайловича Достоевского. Жених Дуни Раскольниковой, сестры главного героя романа Родиона Раскольникова.

Во второй части романа, при знакомстве с Раскольниковым в его каморке, Лужин, в присутствии Разумихина и доктора Зосимова, рассказывает свою экономическую теорию «целого кафтана».

Упомянув о Лебезятникове, Лужин похвалил мысли «молодых поколений», которые отвергли прежний дух религии и идеализма ради материальной выгоды и практической пользы. Вместе с молодёжью Лужин находил, что христианский призыв сочувствовать ближнему и делиться с ним проникнут «чрезмерной восторженностью». Он не соответствует «экономической правде», которая гласит: всё на свете основано на личном интересе.

Этот фрагмент (часть 2, глава 5) также называют монологом Лужина о целом кафтане.

Суть теории


Теория «целого кафтана» гласит о том, что каждый человек должен заботиться лишь о себе и собственном благе. То есть, не стоит делиться с кем-то своим кафтаном, так как в таком случае у обоих будет только по половине кафтана, то есть по сути оба останутся без кафтана. Третий вариант — отдать целый кафтан нуждающемуся — Лужин даже не рассматривает:

«Если мне, например, до сих пор говорили: „возлюби“, и я возлюблял, то что из того выходило? — продолжал Петр Петрович, может быть с излишнею поспешностью, — выходило то, что я рвал кафтан пополам, делился с ближним, и оба мы оставались наполовину голы, по русской пословице: „Пойдешь за несколькими зайцами разом, и ни одного не достигнешь“. Наука же говорит: возлюби, прежде всех, одного себя, ибо всё на свете на личном интересе основано. Возлюбишь одного себя, то и дела свои обделаешь как следует, и кафтан твой останется цел.»
— Часть 2, Глава V

При этом, Лужин уверен, что, «по науке», такой подход полезен для «преуспеяния» всего общества, так как чем больше будет целых кафтанов, тем более устраивается общее дело:

«Экономическая же правда прибавляет, что чем более в обществе устроенных частных дел и, так сказать, целых кафтанов, тем более для него твердых оснований и тем более устраивается в нем и общее дело. Стало быть, приобретая единственно и исключительно себе, я именно тем самым приобретаю как бы и всем и веду к тому, чтобы ближний получил несколько более рваного кафтана и уже не от частных, единичных щедрот, а вследствие всеобщего преуспеяния.»
— Часть 2, Глава V


Сходство теорий Лужина и Раскольникова


Слушая речи Лужина Раскольников узнает свою теорию, только рассказанную без украшений романтическими бреднями про Наполеона.

Теория Лужина действительно отчасти схожа с теорией Раскольникова о «людях и тварях дрожащих», но при этом Лужин утверждает, что «на всё есть мера» и его теория не предполагает совершения преступлений. Так, когда Раскольников заявляет, что, доведя теорию о кафтанах «до последствий», выйдет, что можно людей лишать жизни из личного интереса, Лужин категорически не соглашается с Раскольниковым. Он отвечает, что от совершения преступления человека должны сдерживать нравственность и правила:

— Но, однако же, нравственность? И, так сказать, правила…
— Да об чем вы хлопочете? — неожиданно вмешался Раскольников. — По вашей же вышло теории!
— Как так по моей теории?
— А доведите до последствий, что вы давеча проповедовали, и выйдет, что людей можно резать…
— Помилуйте! — вскричал Лужин.
— Нет, это не так! — отозвался Зосимов.
Раскольников лежал бледный, с вздрагивающей верхнею губой и трудно дышал.
— На всё есть мера, — высокомерно продолжал Лужин, — экономическая идея еще не есть приглашение к убийству, и если только предположить…
— Часть 2, Глава V

Немаловажно и то, как Лужин и Раскольников оправдываю свои теории. Лужин считает, что забота о своем личном интересе в итоге ведет к всеобщему преуспеванию:

«Стало быть, приобретая единственно и исключительно себе, я именно тем самым приобретаю как бы и всем и веду к тому, чтобы ближний получил несколько более рваного кафтана и уже не от частных, единичных щедрот, а вследствие всеобщего преуспеяния.»
— Лужин. Часть 2, Глава V

С этой точки зрения теория Лужина близка к «разумному эгоизму», но сам Лужин понятие о нравственности имеет весьма смутное. Он легко переступает правила, и ради своих мелких целей подставляет безобидную Соню Мармеладову, подсунув ей деньги, а после прилюдно, во время поминок ее отца, обвинив в воровстве.


Раскольников также говорит о пользе обществу, но без какой-либо конкретики:

«Преступления этих людей, разумеется, относительны и многоразличны; большею частию они требуют, в весьма разнообразных заявлениях, разрушения настоящего во имя лучшего»
— Раскольников. Часть 3, Глава V

При этом, он относит себя к «необыкновенным» людям которые по необходимости «право имеют», но сам совершает преступление не во имя благого дела, а чтобы доказать свою избранность и решить собственные финансовые проблемы:

«Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного...»
— Раскольников. Часть 5, Глава IV


Текст фрагмента (часть 2, глава 5)




«— …Я же рад встречать молодежь: по ней узнаешь, что нового. — Петр Петрович с надеждой оглядел всех присутствующих.
— Это в каком отношении? — спросил Разумихин.
— В самом серьезном, так сказать, в самой сущности дела, — подхватил Петр Петрович, как бы обрадовавшись вопросу. — Я, видите ли, уже десять лет не посещал Петербурга. Все эти наши новости, реформы, идеи — всё это и до нас прикоснулось в провинции; но чтобы видеть яснее и видеть всё, надобно быть в Петербурге. Ну-с, а моя мысль именно такова, что всего больше заметишь и узнаешь, наблюдая молодые поколения наши. И признаюсь: порадовался…
— Чему именно?
— Вопрос ваш обширен. Могу ошибаться, но, кажется мне, нахожу более ясный взгляд, более, так сказать, критики; более деловитости…
— Это правда, — процедил Зосимов.
— Врешь ты, деловитости нет, — вцепился Разумихин. — Деловитость приобретается трудно, а с неба даром не слетает. А мы чуть не двести лет как от всякого дела отучены… Идеи-то, пожалуй, и бродят, — обратился он к Петру Петровичу, — и желание добра есть, хоть и детское; и честность даже найдется, несмотря на то что тут видимо-невидимо привалило мошенников, а деловитости все-таки нет! Деловитость в сапогах ходит.
— Не соглашусь с вами, — с видимым наслаждением возразил Петр Петрович, — конечно, есть увлечения, неправильности, но надо быть и снисходительным: увлечения свидетельствуют о горячности к делу и о той неправильной внешней обстановке, в которой находится дело. Если же сделано мало, то ведь и времени было немного. О средствах и не говорю. По моему же личному взгляду, если хотите, даже нечто и сделано: распространены новые, полезные мысли, распространены некоторые новые, полезные сочинения, вместо прежних мечтательных и романических; литература принимает более зрелый оттенок; искоренено и осмеяно много вредных предубеждений… Одним словом, мы безвозвратно отрезали себя от прошедшего, а это, по-моему, уж дело-с…
— Затвердил! Рекомендуется, — произнес вдруг Раскольников.
— Что-с? — спросил Петр Петрович, не расслышав, но не получил ответа.
— Это всё справедливо, — поспешил вставить Зосимов.
— Не правда ли-с? — продолжал Петр Петрович, приятно взглянув на Зосимова. — Согласитесь сами, — продолжал он, обращаясь к Разумихину, но уже с оттенком некоторого торжества и превосходства, и чуть было не прибавил: «молодой человек», — что есть преуспеяние, или, как говорят теперь, прогресс, хотя бы во имя науки и экономической правды…
— Общее место!
— Нет, не общее место-с! Если мне, например, до сих пор говорили: «возлюби», и я возлюблял, то что из того выходило? — продолжал Петр Петрович, может быть с излишнею поспешностью, — выходило то, что я рвал кафтан пополам, делился с ближним, и оба мы оставались наполовину голы, по русской пословице: «Пойдешь за несколькими зайцами разом, и ни одного не достигнешь». Наука же говорит: возлюби, прежде всех, одного себя, ибо всё на свете на личном интересе основано [Достоевский вкладывает здесь в уста Лужина отзвуки идей утилитарной этики английского экономиста и философа Иеремии Бентама (1748–1832) и последователя Бентама — Д. С. Милля (1806–1873).]. Возлюбишь одного себя, то и дела свои обделаешь как следует, и кафтан твой останется цел. Экономическая же правда прибавляет, что чем более в обществе устроенных частных дел и, так сказать, целых кафтанов, тем более для него твердых оснований и тем более устраивается в нем и общее дело. Стало быть, приобретая единственно и исключительно себе, я именно тем самым приобретаю как бы и всем и веду к тому, чтобы ближний получил несколько более рваного кафтана и уже не от частных, единичных щедрот, а вследствие всеобщего преуспеяния. Мысль простая, но, к несчастью, слишком долго не приходившая, заслоненная восторженностью и мечтательностию, а казалось бы, немного надо остроумия, чтобы догадаться…
— Извините, я тоже неостроумен, — резко перебил Разумихин, — а потому перестанемте. Я ведь и заговорил с целию, а то мне вся эта болтовня-себятешение, все эти неумолчные, беспрерывные общие места, и всё то же да всё то же, до того в три года опротивели, что, ей-богу, краснею, когда и другие-то, не то что я, при мне говорят. Вы, разумеется, спешили отрекомендоваться в своих познаниях, это очень простительно, и я не осуждаю. Я же хотел только узнать теперь, кто вы такой, потому что, видите ли, к общему-то делу в последнее время прицепилось столько разных промышленников, и до того исказили они всё, к чему ни прикоснулись, в свой интерес, что решительно всё дело испакостили. Ну-с, и довольно!
— Милостивый государь, — начал было господин Лужин, коробясь с чрезвычайным достоинством, — не хотите ли вы, столь бесцеремонно, изъяснить, что и я…
— О, помилуйте, помилуйте… Мог ли я?.. Ну-с, и довольно! — отрезал Разумихин и круто повернулся с продолжением давешнего разговора к Зосимову.»



Происхождение теории Лужина


В 1860-е годы среди русской интеллигенции были популярны работы английских экономистов И. Бентама (1748 — 1832) и его последователя Д. С. Милля (1806 — 1873), сторонников утилитаризма. Согласно Бентаму, счастье человека зависит от его собственных интересов, но также зависит и от интересов общества. То есть интересы общества не должны игнорироваться и исключаться из виду.

Однако господин Лужин, как и многие современники Достоевского, извращает концепцию утилитаризма, доводит ее до абсурда — до идеи абсолютного эгоизма, когда человек думает только о себе, а интересы общества для него совершенно не важны. Эти идеи довольно далеки от изначальной концепции утилитаризма Бентама и Милля.

В то же время в словах Лужина содержится полемический отклик на рассуждения Лопухова и Кирсанова в романе «Что делать?» и на теорию «разумного эгоизма» Чернышевского. Возможно, что рассуждение Лужина о «кафтане», которого не следует делить с ближним, пародирует также и объяснение принципа личной выгоды в статье Д. И. Писарева «Исторические идеи Огюста Конта»:

«Если каждый будет постоянно стремиться к своей собственной выгоде и если каждый будет правильно понимать свою собственную выгоду, то, конечно, никто не будет снимать рубашку с самого себя, но зато это добродетельное снимание окажется излишним, потому что каждый будет отстаивать твердо и искусно собственную рубашку, и вследствие этого каждая рубашка будет украшать и согревать именно то тело, которое ее выработало. Таким образом, если принцип личной выгоды будет с неуклонною последовательностью проведен во все отправления общественной жизни, то каждый будет пользоваться всем тем, и только тем, что принадлежит ему по самой строгой справедливости»
— Русское слово. 1865. № 2. С. 13.


2024 © TheOcrat (Феократ) Quotes — мудрость человечества в лаконичных цитатах и афоризмах.
Использование материалов сайта допускается при указании ссылки на источник.
Цитаты
author24 logo