— Скучновато, ваше превосходительство, разве Авдотью Игнатьевну опять пораздразнить, хи-хи?
— Нет уж, прошу уволить. Терпеть не могу этой задорной криксы
— Нет уж, прошу уволить. Терпеть не могу этой задорной криксы
Авдотья Игнатьевна весьма высокомерная женщина и сетует на близость пребывания рядом с ней противного лавочника и высказывает пожелание, чтобы рядом с ней лежал какой-нибудь молодой человек:
— Ах, опять он икает! — раздался вдруг брезгливый и высокомерный голос раздраженной дамы, как бы высшего света. — Наказание мне подле этого лавочника!
При жизни она была знакома с Клиневичем, и, как оказалось, развратила его, когда он был еще 14-летним пажом:
«Авдотья Игнатьевна, помните, как вы меня, лет пятнадцать назад, когда я еще был четырнадцатилетним пажом, развратили?
— Ах, это ты, негодяй, ну хоть тебя Бог послал, а то здесь…»
— Ах, это ты, негодяй, ну хоть тебя Бог послал, а то здесь…»
Как только Авдотья Игнатьевна услышала голос Молодого человека, которого только что похоронили, приходит в «здоровое» возбуждение:
«Милый мальчик, милый, радостный мальчик, как я тебя люблю! — восторженно взвизгнула Авдотья Игнатьевна. — Вот если б этакого подле положили!..»
Неудивительно, что она первая с восторгом подхватила идею того же Клиневича — ничего не стыдиться и «обнажиться»:
— Ах, как я хочу ничего не стыдиться! — с восторгом воскликнула Авдотья Игнатьевна.
— Слышите, уж коли Авдотья Игнатьевна хочет ничего не стыдиться…
— Нет-нет-нет, Клиневич, я стыдилась, я все-таки там стыдилась, а здесь я ужасно, ужасно хочу ничего не стыдиться!
— Слышите, уж коли Авдотья Игнатьевна хочет ничего не стыдиться…
— Нет-нет-нет, Клиневич, я стыдилась, я все-таки там стыдилась, а здесь я ужасно, ужасно хочу ничего не стыдиться!
