«Со спины — горбыль, а на чины — бобыль»

«Мужик и мужик, каких в старое время было хотя и не много, но и не мало: с бороды козел, со нраву — ни добр, ни зол, со слов вроде как угодник или угоднику сродник, все по обету да по старинке, насчет хмелинки ни в рот ногой, тишины беспримерной, первый за шапку при встрече, первый в поклон при расставанье, не человеку бо кланяешься, а ангелу, стоящему у него за плечами (о том, что вместо ангела мог стоять тоже черт, Михайла даже страшился подумать!), оттого-то тихий с лика, тихий с поступи — и глаза такие бездомные, все в мелких морщинках, хоронящих каждому робкую улыбку, застрявшую в бороде хилым, убогим цветком… говорит с тобой, а сам упрется куда-то под бегучее облако вдаль и словно вдали все разглядывает кого-то и ждет между простых и незначащих слов сказать вдруг некое тайное слово, — встренешь такого где-нибудь на дороге, непременно сочтешь за ходока по святыне, потому что и в руках сукастая повыше головы, на конце с загогулиной палка, с какими только странники ходят, и глаза каждого обернуться заставят: то ли заплаканы они, то ли надул в них ветер, и с ветром упали в их тайную глубину бескрайные полевые просторы, о которых издревле тоскует мужичья душа?

Словом, со спины — горбыль, а на чины — бобыль!»